В. Гуркович (Симферополь)

Марусин поворот: трансформация бытового шоферского сказания в патриотическую легенду

Свою первую поездку на автомобиле я не мог воспринимать. Это было в начале января 1945 года. Отец вез меня с мамой из роддома. Сохранилась фотография той «Эмки» – довоенного легкового автомобиля М-1. Пожалуй, и первые рассказы об автомобилях услышал я от отца. Примечательно, это в 1919 году его, восемнадцатилетнего парня, призвали в Красную Армию. Он стал шофёром. Это было его первой военной специальностью. До последних дней жизни он писал слово «шоффёр» по старому правописанию, с двумя «ф».
С детства я полюбил автомобили. Особенно те, на которых мне довелось кататься. Это были: упомянутая «Эмка», наш вездеход с фронтовым названием «Иван-Виллис» (ГАЗ-67Б), лендлизовские машины, в том числе знаменитый «Виллис» и очень редкий «Плимут», трофейные «Мерседес» (его звали «Мерседес четвертый») и «Вандерер», отечественные «Победа», ЗИМ, ЗИС-110 и «Москвич» (четырехдверный «Опель»). Послевоенные машины пахли краской. Все они мне запомнились новыми и светлыми. Они постоянно не ломались в дороге, как многие другие довоенного производства.
В детские годы всегда с интересом слушал рассказы шофёров о шофёрской жизни. Все они были какие-то захватывающие, интригующе-приключенческие.
Особенно увлекательно воспринимались шофёрские воспоминания именно военного времени. Это были в полном смысле воспоминания вчерашнего дня: после окончания войны прошло несколько лет.
В 1950 году я впервые услышал шофёрский рассказ о Марусином повороте. Он находился на шоссе Симферополь – Алушта, на спуске с Ангарского перевала перед селом Верхняя Кутузовка. С поворота открывался потрясающий вид на Алуштинскую долину, которая заканчивалась вожделенным морем. Суть повествования запомнилась просто и навсегда: с этого поворота наша девушка Маруся во время войны направила автобус с немцами в обрыв. Вскоре я заметил, что разные шофёры рассказывают эту историю по-разному, в различных вариациях и деталях. Одно обстоятельство, однако, объединяло эти сказания: все находящиеся в автобусе фашисты погибли. Кроме того, шофёром автобуса всегда была молодая и красивая девушка по имени Маруся. При этом многие рассказчики делали концовку оптимистической: в последний момент, когда автобус, набрав скорость, несся в пропасть, Маруся открывала дверь и выпрыгивала. Хорошо помню свои ощущения: воспринимать концовку о героической гибели Маруси не хотелось.
Однажды между взрослыми начался спор о судьбе Маруси. Дядя Саша остановил машину на том месте, откуда открывался вид и на легендарный поворот, и на пропасть. Своему оппоненту – пассажиру – он привел довод: «Вот, видите, никакого памятника здесь нет. Если бы Маруся погибла, то обязательно поставили бы ей памятник. И тем более на месте, где она совершила свой подвиг. Нет, Маруся осталась жива».
Так запомнился мне первый аналитический монолог, произнесенный летом 1952 года (я еще был дошкольником). Позже я понял, что во всех вариациях повествования о подвиге Маруси улавливается общая сказочно-героическая фабула.
Летом 1955 года, когда я перешел в четвертый класс, мы поехали в Алушту на шикарном по тем временам лимузине ЗИМ. Впервые я сидел на приставном кресле (в машине было 6 пассажирских мест, из которых два приставные). Я был упоен новыми ощущениями. Вдруг почувствовал, что взрослые оживленно о чем-то говорят. Один доказывал, что Марусин поворот получил свое название еще до войны: одна молодая девушка-шофер здесь разбила свою полуторку, её звали Маруся. Оппонент же повествовал о Марусе, которая отомстила фашистам. Я интуитивно симпатизировал его точке зрения – традиционной, героической, легендарной. С интересом слушал я дискуссию пассажиров. И в кульминационный момент они обратились к сидящему за рулем водителю: «Вы как профессионал скажите, до войны или после войны появился Марусин поворот?» Все замерли. Наступила пауза. И наконец, шофер обстоятельно, не спеша произнес: «Скорей всего, было две Маруси. Одна – до войны. Вторая – после». Все пассажиры устроили овацию и на море приехали в самом прекрасном настроении. Героем дня стал наш шофёр (к сожалению, не помню его имени). Сели завтракать. Один из пассажиров произнес тост за шофёра, который принял мудрое дипломатичное решение и примирил спорящие стороны. Дело в том, что спорщики были авиационными генералами. И водитель, бывший рядовой или сержант, поступил в высшей степени умно, примирив высокопоставленных пассажиров.
Гипотеза же о двух Марусях в те годы не вызвала у меня абсолютно никакого интереса. Я убежден был изначально, что Маруся была одна, героиня военной эпохи. Тем более, что 1 января 1958 года в газете «Крымская правда» впервые увидел свет печатный (!) материал об этой легенде. Он назывался «Марусин поворот», с подзаголовком «крымская легенда». Ниже воспроизводится полный текст газетной публикации, автором которой был Дмитрий Герасимов:
«Все дороги – до Керчи и Ялты, до Севастополя и Джанкоя — она знала лучше всякого заправского шофёра, работавшего в Крыму. Она любила забираться в кабину машины н ехать в любом направлении, внимательно вглядываясь в окружающий мир. Ее отец, старый опытный крымский шофёр, из тех, кто водил еще разномастные, иностранных марок машины, принадлежащие «Крым-курсо», души не чаял в своей единственной дочери.
Порой, когда отцу казалось, что дочь слишком много времени проводит в гараже или в пути, он оставлял её дома со строгим наказом: хорошенько выучить уроки. Но ей все давалось легко. Как морская губка без труда впитывает влагу, так она без всякого затруднения всеми порами своего существа впитывала знания. В седьмом классе она прочла все книги, которые еще не читали десятиклассники. Учителя удивлялись её осведомленности. И, конечно же, не было в классе равных ей в знаниях машин и двигателей. Необычайно гордые своими первыми познаниями в области техники, сверстники, вихрастые и задористые мальчишки, слушали её с тайной завистью и восторгом.
Звание машин поражало не только её одноклассников – порой она озадачивала самых опытных шофёров гаража, по слуху точно определяя работу мотора. Еще издали, бывало, крикнет шоферу:
– Дядя Петя, проверьте систему смазки, мне не нравится шумок в вашем двигателе!
Потом начнет упрашивать: «Дядечка Петечка, давай разберем, посмотрим, от чего он постукивает». И уговорит. Разберут, посмотрят, действительно, маслопровод давным-давно требовал чистки. Большим удовольствием для нее было хоть минутку подержаться за руль. Так постепенно она стала управлять машиной, и отец удивлялся, откуда это у нее берется.
За ворота гаража её не пускали, но за то, что она помогала мыть и чистить машины, ей позволяли сделать во дворе один-другой круг. Делала она это как опытный водитель.
Мать никогда не могла добиться, чтобы платье дочери было чистым и нарядным. Даже белые банты в ее косах нередко носили ничем не отмываемые пятна, от неё всегда пахло бензином и автолом, а в оттопыренных карманах передника было полно гаек, винтиков, кусочков различных проводов.
В гараже ее не видели только тогда, когда она сидела в школе на уроках. И если бы она вдруг, пропустила один день, – это было бы целым событием. К этой девочке-подростку шофёры привыкли, как к чему-то крайне необходимому, без чего нельзя жить.
Так было, пока она училась в седьмом, в восьмом и в девятом классах. К ней привыкли, и никто не заметил, как из подростка, который везде сует свой испачканный автолом нос, она превратилась в девушку, но какую девушку! Это было весной 1941 года. Однажды она вошла во двор гаража рано утром в тот момент, когда шофёры, получив наряды, выводят свои машины из боксов и отправляются в рейсы.
На какой-то миг всё замерло во дворе гаража. Каждый старался понять — как же оно так получилось, что вот идет она, девчонка Маруся, да нет, уже не девчонка, а другой совершенно человек, и не крикнешь ей — «подай маслёнку» и не предложишь измятую, залежавшуюся в кармане конфету.
Она шла по двору, не замечая этого немого восхищения. Белое платье, только вчера принесенное от портнихи и впервые одетое по случаю предстоящего выпускного вечера, и легкие лакированные туфельки, и голубые банты в толстых русых косах делали ее какой-то воздушной и необычайно прелестной. По двору гаража среди заведенных, чихающих бензинным перегаром машин, среди затянутых в промасленные спецовки, смолкнувших от восторга шофёров шла русская красавица, шла сама прекрасная юность, полная неизъяснимого обаяния, для которого еще ни один поэт, ни один писатель никогда не нашел: подходящих, самых нужных слов…
А ровно через неделю после этого случая началась война. Ее отец уже на третий день, тщательно вымыв и вычистив машину, явился в военкомат н оттуда, едва успев заскочить домой, помчался на своей полуторке к Перекопу, а оттуда и еще куда-то дальше, на Украину, где шли тяжелые, упорные бон. Город сразу изменился: он стал суровым и тревожным. Часто по ночам, когда делали налеты вражеские бомбардировщики, Маруся слышала, как тихо, таясь от дочери, плакала мать. В редких письмах, полученных от отца, было много теплых слов, бодрости, но всё-таки чувствовалось, что там, на фронте, очень тяжело.
Под осень линия фронта придвинулась к Перекопу, фашисты готовились занять Крым, хотя этому никто не верил. В октябре мать спешно собралась и поехала в Джанкой. Она ничего не сказала Марусе: видно, не хотела волновать ее. Но если бы дочь знала, что там, смертельно раненный лежит ее отец, разве бы она отпустила мать одну? Два дня с нетерпением ждала Маруся мать, а когда ее привез знакомый шофёр, она была неузнаваема. Поседевшая от горя, она плохо говорила и почти никого не узнавала.
Так Маруся узнала, что у нее больше нет отца. На девушку, только вступившую в жизнь, обрушилось огромное горе. Единственное, что посоветовали врачи, – дать матери полный покой, иначе паралич будет прогрессировать, Об эвакуации, которая началась, не могло быть и речи. Но тут к личному горю добавилось и общее: в город вошли немцы.
Сразу же не стало хлеба, почти невозможно было достать сахару, молока, так необходимых матери. Она пошла в гараж. Но у ворот стоял немецкий часовой, а во дворе хозяйничали чужие люди. Тогда она зашла с другой стороны, нашла мало кому известную лазейку в заборе. На ее счастье первым, кого она встретила, был старый ремонтник, друг отца, Курдюмов, суровый и, казалось, всегда всём недовольный человек. Он копался в свалке железного лома, когда к нему подошла девушка.
Вместо ответа на приветствие старик подошел и грязной рукой провел ей по лицу и тут же добавил шепотом:
– Хорошенько размажь грязь на лице. Разве можно в таком виде появляться здесь? Снимай пальто и одевай мою стеганку, я скажу, что просишься в мойщицы машин.
Ее взяли мойщицей в гараж.
Потянулись тоскливые, до жути утомительные дни. За паёк, которого не хватало даже больной матери, она с утра до вечера мыла и чистила автомашины. Каждое утро она, старательно измазав лицо сажей, повязав голову промасленной тряпкой, шла в гараж, на ней была неуклюжая и старая ватная спецовка и огромные грубые башмаки отца. Такого маскарада настойчиво требовал Курдюмов: все больше и больше молодых ребят и девушек увозили в Германию. Красивым девушкам нельзя было появляться на улице, это было опасней угона в рабство.
Мать умерла, тогда Маруся была на работе.
Теперь она была одна. Горе пригнуло девушку к земле, и она в замасленной спецовке выглядела пожилой женщиной. С кладбища, где долго сидела на свежей могиле матери, она вернулась совсем другим человеком. Не плакала: не было слез. Но если бы немцы заглянули в ее большие, приобретшие стальной блеск глаза, им бы стало не по себе.
Декабрь был снежный и суровый. Мерзли на ветру всегда мокрые руки, они остро ныли по ночам, и она никак не могла согреть их под одеялом. У немцев, видно, дела шли неважно, все чаще н чаще произносилось слово «партизан», в гараж начали приходить изрешеченные пулями машины, многие не возвращались совсем.
От Маруси требовали все больше и больше работы, к ней привыкли, без нее уже не могли обходиться. Чего проще: стоило отдать ей ключ от машины – и через час-другой она будет заправлена, выверена, вымыта. Эта чудаковатая, неуклюжая баба удивительно хорошо знала машины, нужно только поглядеть, как ездит по двору, чтобы убедиться в этом. По всему видно, что ей можно доверять машину.
Под Новый год ей приказали вывести из гаража и тщательно подготовить, штабной автобус. Шофёр сунул ключи и сказал, чтобы сделано было всё как следует – «господа офицеры поедут в гости». Под вечер действительно во дворе гаража начали собираться офицеры, похожие в своих высоких парадных фуражках на каких-то давно вымерших хищников.
Потом начался горячий спор – и она, знавшая немецкий язык, поняла, что речь идет об усиленном конвое. Они ехали на новогодний вечер к алуштинскому коменданту: тот обещал угостить лучшими винами Крыма; но, видно, с партизанами они уже были «знакомы».
Порешили, что конвоировать автобус будут мотоциклисты-пулеметчики – два впереди и два сзади. Но на один из мотоциклов не хватало человека, и его заменил шофёр автобуса.
– Автобус поведет вот эта женщина, – показывая на Марусю, распорядился комендант гаража, – она знает машину лучше любого водителя.
До Перевала доехали сравнительно быстро. Но там, наверху, начался снежный буран, впереди трудно различалась дорога, и офицеры начали явно нервничать. Пулеметные очереди, которые по временам давали мотоциклисты, заставляли их хвататься за пистолеты.
Но вдруг еле ползущий автобус начал набирать скорость. Когда офицеры опомнились, стрелка спидометра уже перевалила за сто. Кто-то схватил Марусю за руку, но она обернулась, и все оцепенели от ужаса. Большими, девичьими глазами на них глядела Русская ненависть.
Автобус, развив предельную скорость, раздавил едущих впереди мотоциклистов и полетел в пропасть…
Автор ничего не добавил к этой истории. Он записал её так как услышал от старого крымского шофёра по пути из Симферополя в Алушту. Не доезжая деревни Кутузовки, он притормозил машину и сказал: «Вот он, Марусин поворот». В этом месте дорога поворачивала под прямым углом и шла над скалистым обрывом.
Потом мы спрашивали командиров партизанских отрядов, контролировавших дорогу Симферополь – Алушта, и ни один из них… не подтвердил этой истории.
А шофёры, с которыми приходилось часто ездить по этой дороге, продолжали рассказывать о Марусином повороте все новые и новые подробности, сохраняя в неприкосновенности суть подвига неизвестной девушки из Симферополя.
И тогда ясность внес один из самых боевых командиров Крымского партизанского отряда, одно имя которого повергало фашистов в трепет.
Он сказал так: «Мы действительно не знаем такого случая, Возможно, это легенда. Но легенды создают люди. Крымские шофёры – люди особого склада, таких не встретишь ни на одной дороге. Они создали эту легенду о девушке Марусе, чья жизнь и подвиг звучат как правда о нашей удивительно красивой и героической жизни.
И пусть эта созданная народом легенда живет вечно!»
Итак, впервые тысячи читателей «Крымской правды» ознакомились с известной шофёрской легендой, изложенной профессиональным журналистом, притом с множеством деталей и подробностей. «Красиво написано, – сказал мой отец, – однако явный прокол есть: Маруся никогда не работала шофёром, а тут ей поручают вести автобус. Да по горной дороге. И еще зимой. Такого не должно быть даже в легенде». Так сказал мой отец, бывший военный шофер, который ездил по крымским дорогам еще в начале 20-х годов. Мало того, большую часть жизни он прослужил в ВВС инженером по эксплуатации и ремонту.
Поэтому изложение автором обстоятельств автоперевозки людей в сложных дорожных и погодных условиях лицом, не имеющим соответствующей квалификации и опыта, воспринималось отцом в высшей степени критически… Повторю его слова профессионала: «Такого не должно быть даже в легенде».
В целом же легенда (именно как легенда!) была написана добротно, понятно, по стандартам советского времени. Примечательно: автор свидетельствует о том, что никто из партизанских командиров не подтвердил описанного в легенде случая.
Нельзя также не согласиться с пожеланием автора: «И пусть эта созданная народом легенда живет вечно!»
И еще об одном существенном обстоятельстве… Хочу напомнить, что газета «Крымская правда» в 1959 году была печатным органом Крымского обкома Коммунистической партии Украины и Крымского облисполкома. Любой публикуемый материал, в том числе краеведческого или литературно-художественного характера, должен быть безупречного качества. В первую очередь – идеологического.
Таким образом, публикация Дмитрия Герасимова в центральной областной газете дала гражданство легенде. Однако, как ни странно, в дальнейшем, как сейчас говорят, раскрутки легенды не произошло. Она не вошла, например, в сборники «Легенды Крыма», которые массовыми тиражами издавали в те времена. Этот сборник, который в быту краеведы называли «с предисловием Рыльского» или просто «Рыльским», переиздавался с 1961 года по 1974 год 10 раз! Но ни разу ни в этих сборниках, ни в других краеведческих изданиях легенда Дм. Герасимова не публиковалась.
При этом в процессе исследования мне не удалось найти какого-либо объяснения этого явления.
Здесь уместно напомнить, что автор легенды Дмитрий Дмитриевич Герасимов был профессиональным журналистом, работал собственным корреспондентом газеты «Правда Украины» в Крыму. В год публикации легенды (1959) в Симферополе вышла его книга «Область, в которой мы живем» – очерк о Крыме. Одним словом, идейно выдержанный был человек. Как говорили тогда, настоящий коммунист. И особо надо отметить, что автор первой печатной публикации о Марусином повороте был участником Великой Отечественной войны.
Ведь действительно, все безукоризненно по идеологическим советским канонам, но опубликованная легенда не пошла в жизнь, точнее – в практическое использование. Мне пришлось беседовать с ветеранами крымского экскурсионного дела. В частности, Марина Владимировна Брагина свидетельствует: «Мне пришлось работать экскурсоводом и в советское, и в постсоветское время на многих крымских маршрутах. Мой стаж на этой стезе с 5 мая 1966 года по 1 мая 2002 года. Понятно, что работала я и на маршруте «Симферополь – Алушта». Это был один из первых универсальных и наиболее популярных автобусно-троллейбусных маршрутов на только что построенной дороге. Напомню, она вступила в эксплуатацию в 1959 году.
Могу засвидетельствовать, что ни в одной методичке о легенде этой не было упоминания. Полагаю, что одна из причин заключалась в том, что с экскурсионного троллейбуса или автобуса, следующего из Симферополя в Алушту т.н. «Марусин поворот» на старой дороге 1826 года практически не был виден. Кратковременно, каких-то 10-15 секунд, он был виден из окон транспорта, который следовал из Алушты в Симферополь. Но на обратном пути экскурсовод, согласно методичке, не давал путевую информацию. Вероятно, это обстоятельство и объясняет отсутствие Марусиного поворота как темы показа и рассказа. Как экскурсовод, изучающий историю Крыма и как участник Великой Отечественной войны, могу только сказать, что все написанное о Марусином повороте чистейшей воды легенда».
Второй раз о Марусином повороте была публикация в газете «Трудовая слава» 15 июля 1967 года. Эта полуформатная газета являлась органом Нижнегорского райкома КПУ и райисполкома. Выходила, естественно, в п. Нижнегорском, это в степном Крыму. Статья Н. Малахова называлась, как и предыдущая, «Марусин поворот». Надо отметить, что по фабуле, деталям и даже объему его публикация отличается от легенды Дм. Герасимова. Итак, дословная републикация:
«От Симферополя до Алушты машины мчатся по широкой автостраде. Навстречу бегут зеленые шапки гор и легкие облака, контрастно оттененные свежим синим небом. То справа, то слева мелькают провалы, и лохматые деревья торопливо сбегают куда-то вниз.
Шофер мне попался неразговорчивый. Его цыганские глаза цепко следили за дорогой. Грузовик, послушный умелым рукам, бежал торопливо и весело. Я не докучал водителю своими разговорами. Лишь иногда мы обменивались короткими фразами. Я смотрел вперед и уже представлял себе, как ласковое море, шурша галькой, набегает на берег, и на лице ощущал солоноватую прохладу бриза.
Слева внизу сверкнула узкая лента асфальта. Она петляла почти рядом с нами, то пропадая в густой зелени, то снова появляясь.
— – Старая ялтинская дорога, – пояснил водитель.
— Через несколько минут, когда ленточка выгнулась узкой подковкой, а потом нырнула в заросли, он сказал:
– Марусин поворот, – и нажал на клаксон. Короткий сигнал отозвался многократным эхом.
Я посмотрел вниз. Старая дорога в том месте, где изгибалась подковой, шла, словно по насыпи. С обеих сторон – глубокие, крутые обрывы. Да, поворот очень опасный. Но почему Марусин? Об этом я и спросил шофера.
– Печальная история, — ответил он и рассказал ее мне.
… До войны Маруся работала шофером. Видная была дивчина, красивая. И веселая. Когда в Крым пришли фашисты, Маруся добровольно пошла работать в гестапо. По-прежнему водила она по крымским дорогам старенький газик, возила дрова и другую хозяйственную мелочь. Только веселости в ее глазах больше не было.
Жители считали её предателем. Никто не догадывался, что девушка работала по заданию партизанского подполья. В гестапо стекалось немало ценных сведений, которые отважная разведчица передавала партизанам. Однажды, узнав от Маруси маршрут фашистских карателей, народные мстители устроили засаду в горах и почти полностью уничтожили отряд, вышедший для борьбы с ними. Немало и других важных данных передавала девушка.
Но однажды пришла беда. Фашисты узнали о связях Маруси с партизанами. Допрашивал ее сам капитан гестапо. Девушку жестоко пытали. Когда она теряла сознание, её обливали холодной водой, и допрос начинался снова. Так прошло четыре дня. На пятый день немецкий офицер, потеряв терпение, сказал:
– Если сегодня ничего не скажешь, завтра мы тебя расстреляем. А ты же такая молодая! Хорошо подумай над этим.
И Маруся думала. Всю ночь. Горело истерзанное тело, горела голова. Но мысли были ясными. И когда на заре пришли гестаповцы, чтобы расстрелять ее, девушка сказала:
– Я все расскажу.
Капитан был очень любезен. Он угостил ее кофе. А потом переводчик быстро записывал ответы партизанки. Прочитав показания, капитан осведомился:
– Где место встречи с партизанами?
– Поедемте покажу, – ответила Маруся.
Через несколько минут три грузовика, заполненные фашистами, мчались по ялтинской дороге. Солнце светило во все глаза, превращая каждую росинку на траве в сверкающий алмаз. Маруся ехала на первой машине. Она сидела рядом с шофером. Ветер развевал ее каштановые волосы. Она была особенно красива в тот момент. И глаза были почти веселыми.
Сейчас будет крутой поворот. Шофёр повернет баранку направо, а надо ему помешать и повернуть налево. Девушка напряглась и вдруг резко повернула рулевое управление налево. Скрипнули тормоза, но было уже поздно. Машина, тяжело переворачиваясь, загремела вниз по крутому склону. Утреннюю тишину разорвал взрыв горящего автомобиля.
Так погибла отважная советская девушка Маруся. Ее именем и назвали крутой поворот на старой ялтинской дороге.
Вскоре за перевалом засинело море. И мне подумалось, что у Маруси, наверное, были вот такие же глаза, синие, ласковые, а в минуту испытаний ставшие бесстрашными.
Я не знаю, правду ли рассказывал мне шофёр или передал красивую легенду, но я знал, что в суровые годы войны раскрывались такие качества советских людей, о которых они сами не подозревали. И мне захотелось рассказать об этой истории всем».
С большой степенью уверенности можно сказать, что автор нижнегорской публикации не был знаком с легендой в изложении Д. Герасимова. И его творение совершенно, как сейчас говорят, эксклюзивно. А поскольку легенда Н. Малахова воспроизводится полностью, как и легенда Д. Герасимова, любой исследователь может провести детальный литературоведческий, исторический и краеведческий анализ этих произведений.
В году 1978-м, а точнее – во второй половине 70-х годов в журнале «Огонек» был опубликован рассказ о подвиге, совершенном на Марусином повороте в годы оккупации Крыма. К сожалению, журнал мною был утрачен. Поэтому не могу восстановить авторство, название (по-моему, тоже «Марусин поворот») и даже точный год публикации. Поиск журнала в Крыму положительного результата не дал. С полным безразличием отнеслись и в редакции современного «Огонька» к просьбе оказать содействие в поиске указанного номера с упомянутым рассказом. Поэтому постараюсь восстановить основное содержание по памяти.
Рассказ ведется от имени человека, который летом едет на отдых на Южный берег Крыма. В Симферополе он садится в автобус, за рулем которого женщина уже не молодых лет, опытная и обаятельная. По дороге она начинает рассказ о Марусином повороте. Как говорится, традиционный сюжет. Молодая девушка, которая до войны работала шофёром, была мобилизована оккупантами для работы. В этот день ей поручили вести автобус с немцами из Симферополя через Ангарский перевал в Алушту. На крутом повороте она направила машину в обрыв.
Автор даже писал, как притихли все пассажиры в автобусе, где ехал упомянутый отдыхающий. И потом раздались вопросы типа: «А что произошло с Марусей? Она погибла?» И автор, интригуя читателей, разворачивает сюжет так, что со слов женщины-шофера многие пассажиры начинают догадываться (!!!): Маруся спаслась…
Неожиданная, просто фантастическая концовка рассказа! Когда автобус пришел к месту назначения (помнится, Ялта), то отдыхающий, от имени которого, еще раз повторю, ведется рассказ, бросает прощальный взгляд на женщину-водителя и… осознает, что именно она и есть Маруся, именем которой назван поворот.
Надо отметить, что автор решил ряд сюжетных линий не так, как в газетных вариантах 1958 или 1967 годов. Со 100%-ой уверенностью можно поэтому утверждать, что он не читал упомянутых публикаций.
В журнальном варианте тоже были различные нестыковки, маловероятные сюжетные линии, автотехнические неточности… Концовка же рассказа была предельно оптимистична и в какой-то степени даже реальной: всякое бывает в жизни, а тем более на войне.
Одна же деталь запомнилась особо и четко, как говорится, на всю жизнь. Пишу о ней с улыбкой: автор рассказа одел героиню в аккуратные джинсы. Молодым читателям 2011 года поведаю, что в конце 1970-х годов в советских магазинах иностранные джинсы никогда не продавались, их можно было купить с рук с огромной переплатой… Но Маруся 1970-х годов (периода повального дефицита добротной одежды) сумела добыть фирменные джинсы и показать честному народу, что возможности наших женщин безграничны. И в труде, и в бою, и в коммерции…
И еще одна забавная ремарка: принято о возрасте дам не говорить. Но в рассказе выведен литературный персонаж и поэтому исследовательский метод к данному лицу естественно допустим.
Итак, легко подсчитать возраст героини рассказа в конце 70-х годов (если в 1941 году ей, как минимум, было 17 лет). Получится рубеж пенсионного возраста. Одним словом, смело можно утверждать, что владелица джинсов разменяла шестой десяток. Впрочем, настоящие фирменные джинсы любую женскую фигуру делают более молодой, спортивной, ковбойской…
Подводим главный итог литературно-исторического анализа трех произведений о Марусином повороте: каждое из них, несомненно, создано самостоятельно и независимо друг от друга.
Хочу подчеркнуть, что практически все повествования о Марусином повороте, которые я слышал в 50-60-е годы в изложении шофёров- профессионалов, были неизмеримо более кратки, концептуальны. Как правило, без каких-либо художественных описаний. Сюжет же был у всех практически один: героиня направила автобус с фашистами в пропасть, звали ее Маруся, в ее честь и назван поворот.
Рассказ же из журнала «Огонек» я показал своему соседу «дяде Сене», которого многие в нашем переулке именно так уважительно и по-родственному величали. Семен Корнеевич Чикаренко в конце 70-х годов уже являлся пенсионером, был известен в шофёрском мире как один из старейших крымских водителей.
В начальный период Великой Отечественной войны попал он в плен, откуда был выкуплен (!) родственниками. Потом принимал участие в кратковременной войне с Японией. Продолжал службу в Маньчжурии, где в 1946 году был ранен боевиками-чанкайшистами.
Тарас Степанович Манжос, один из почтенных преподавателей устройства и эксплуатации автомобилей, Симферопольской автошколы ДОСААФ сказал тогда же, в 70-е годы, о С.К. Чикаренко: «Это не просто ветеран крымских автодорог, это патриарх наших ветеранов».
Широко, кстати, известно в Крыму и имя его родного брата. Старший краснофлотец Александр Чикаренко летом 1942 года ценой собственной жизни взорвал одну из штолен арсенала в Сухарной балке под Севастополем.
Дядя Сеня долго и внимательно читал рассказ о Марусином повороте. И, возвращая мне журнал, первым делом отметил ряд неточностей и ошибок чисто автомобильно-технического плана. А потом сказал: «Сейчас мало кто помнит, но Марусин поворот появился еще до войны…», и Семен Корнеевич обстоятельно мне рассказал, что название этого поворота в 30-е годы связывали с Марусей, которая работала на полуторке. У нее был ухажер, тоже молодой шофёр, которого звали Колька. Маруся поставила ему условие, что если он ее обгонит на Алуштинской дороге, то получит от нее душевное расположение. Маруся была рисковой девкой, но самонадеянной. Силы свои не рассчитала, опыта езды в сложных горных условиях у нее было недостаточно. И в результате она на одном из горных поворотов не вписалась в вираж и сбила ограждение. Примечательно, что в рассказе дяди Сени Маруся не погибла. Полуторка же восстановлению уже не подлежала.
Естественно, когда рассказчик завершил повествование, я с увлечением начал задавать ему вопросы.
Самый главный, на мой взгляд, ответ состоял в том, что ни Маруся, ни ее кавалер в Симферополе не работали. Они, вероятно, жили где-то на Южном берегу.
У меня также сложилось впечатление, что сам дядя Сеня верил в существование Маруси как таковой: ведь дыма без огня не бывает.
Столь же реальна, по его представлению, была и разбитая машина. «Колек же этих, молодых шофёров, – заметил ветеран крымских дорог, – и до войны и после было как собак нерезаных…». И мне дядя Сеня объяснил, что в Крыму литеры государственных регистрационных номеров были КМ, КЯ, КР. Поэтому, молодые-зеленые, чьи инициалы совпадали с этими буквами «втирали» своим барышням, что номер на его машине, дескать, в его честь сделан: Колька, допустим, Медведев, или Колька Рыбаков, Колька Яковлев и т.п. И Семен Корнеевич подчеркнул, что настоящих (!) крымских шофёров, степенных и уважаемых людей, всегда величали по имени-отчеству. А Кольки все, дескать, пацаны. Дядя Сеня, помнится, порицал Кольку за легкомыслие: «Лихая езда в горных условиях ни к чему хорошему не приводит. Был бы поумней, объяснил бы это Маруське своей, да и сам бы не участвовал, как пижон, в этой гонке. Вообще-то, – завершил ответы на мои вопросы дядя Сеня, – не нравилось нашему брату, крымскому шофёру, эти кампании 30-х годов, когда комсомолок призывали овладевать трактором, комбайном, другой мужской техникой, особенно автомобилем. Не бабье это дело».
Когда дядя Сеня закончил свое повествование о довоенной Марусе, я спросил: «А когда же Маруся, разбившая полуторку, превратилась с помощью народной молвы в геройскую Марусю, которая пустила под откос автобус с немцами?» Семен Корнеевич ответил: «Точно, пожалуй, никто не ответит. Но, определенно можно сказать: вскоре после войны».
Семен Корнеевич умер в возрасте 87 лет в 1991 году, в годовщину начала Великой Отечественной. К сожалению, в конце 1970-х годов, когда дядя Сеня поведал мне о довоенном сказании о Марусином повороте, я не ухватился за дальнейшую разработку этой темы. Ведь в то время были живы многие друзья и товарищи С.К. Чикаренко, которые «шоферили» в Крыму в довоенный период. Досадно и то, что в конце 70-х годов я также работал водителем и, казалось, должен был заинтересоваться эксклюзивными и понятными мне профессионально сведениями…
Не так давно о довоенном происхождении легенды о Марусином повороте мне поведала и Ольга Александровна Махнёва, которая в начале 1950-х годов работала в Отделении археологии Крымского филиала АН РСФСР, а с 56-го года по совместительству сотрудничала с Симферопольским экскурсбюро (Неаполь Скифский, Мангуп-кале, Эски-кермен). Мать же Ольги Махнёвой Валентина Алексеевна, в 1946 году стояла у истоков создания Крымского областного туристического-экскурсионного управления. Она же являлась автором первого путеводителя по горной троллейбусной трассе Симферополь – Алушта – Ялта «Из окна троллейбуса» (1965 г.). О Марусином повороте там не было ни слова…
В беседе с мной Ольга Александровна Махнёва вспоминала: «До войны было очень престижно заниматься автоделом. Женщины за рулем были почти такие героини как лётчицы. Это действительно была почётная специальность…» На мой вопрос о судьбе довоенной Маруси Ольга Александровна ответила однозначно: «Она погибла. Во всяком случая я слышала рассказы шофёров именно с такой печальной концовкой».
Эту информацию сообщила О.А. Махнёва в 2008 году, а за много лет до этого с аналогичной версией познакомила меня обаятельная Бронислава Борисовна Бережанская, старейший крымский экскурсовод.
Забавно, что её симферопольские коллеги с улыбкой величали «БББ» – по аналогии с «ББ» – Брижит Бардо. Ныне Бронислава Борисовна проживает в Израиле.
В заключение замечу, что подобные шофёрские сказания и «легендарные повороты» появились в годы массового развития автомобильного транспорта в разных районах Советского Союза. Пример тому – песня «Чуйский тракт», возникшая где-то на Алтае в начале 1930-х годов. Впрочем, это отдельная и большая тема, созвучная крымскому (довоенному!) Марусиному повороту.
И вспомнил дипломатично-примирительную фразу, сказанную водителем ЗИМа летом 1952 года: «Скорей всего, было две Маруси. Одна – до войны. Вторая – после». Вероятно, он даже сам не подозревал тогда, как был близок к истине. Да и мне, чтобы постичь эту истину, потребовалось четверть века!