К.Колонтаев (Севастополь)

Бериевский нарком в Крыму и Севастополе

Несмотря на то, что по внешним признакам тема истории Второй обороны Севастополя 1941–1942 годов выглядит чуть ли не исчерпывающе исследованной, но на самом деле она сулит еще немало весьма существенных исторических находок и открытий.
Одним из разделов данной темы, который все еще ждет своего серьезного и вдумчивого исследователя – это роль и значение органов государственной безопасности в период Второй обороны Севастополя и тех, кто их возглавлял.
Данная тема истории боев за Севастополь в годы Великой Отечественной войны и сейчас, в начале ХХI века, спустя 65 лет после окончания Второй обороны Севастополя, является белым пятном.
До сих пор я еще не встретил в исторической литературе, посвященной данной теме, хотя бы, к примеру, фамилий начальников особых отделов Черноморского флота и Приморской армии.
Но при этом отсутствие пусть малочисленных, но хотя бы четких данных по этому вопросу заменяется мифотворчеством, которое в освещении данной темы казалось должно быть особенно неуместным.
Здесь я имею ввиду участившиеся особенно в последнее время «хороводы» вокруг личности и памятника одного из младших офицеров контрразведки военно-воздушных сил Черноморского флота младшего политрука (младшего лейтенанта) Силаева Павла Михайловича (1916–!942). Он, взятый немцами в плен 4 июля 1942 г. на мысе Херсонес якобы подорвал спрятанный в одежде гранатой немецкого авиационного генерала, к которому его привели на допрос.
Это один из многих мифов сопровождающих историю Второй обороны Севастополя опровергается легко и просто. За весь период боев за Севастополь в 1941–1942 годах не погиб ни один немецкий генерал – ни сухопутный, ни авиационный. И, наверно, поэтому во всех рассказах о Силаеве как-то забывают упомянуть имя, полное звание и должность «взорванного» Силаевым немецкого генерала. А ведь генерал в любой армии это не иголка в стогу сена.
Возвращаясь к почти полной неизученности темы госбезопасности в обороне Севастополя, можно отметить такой, весьма примечательный факт, как полное отсутствие в исторической литературе по данному вопросу упоминаний о народном комиссаре внутренних дел Крымской АССР майора госбезопасности (общевойсковой эквивалент – полковник) Каранадзе Григории Теофиловиче, который был одним из членов руководства Второй обороны Севастополя на всем его протяжении.

Его биография была бы во многом стандартной для человека, родившегося в 1902 году в селе Семикао тогдашней Кутаисской губернии Российской империи, если бы не земляческие отношения со ставшим впоследствии исторической фигурой Лаврентием Берия.
Именно он помог стать в 1921 году, не обремененному партийным стажем и революционными заслугами, Григорию Каранадзе сотрудником Сенакского райкома комсомола, а затем в 1925 году – аппаратчиком Сенакского райкома партии, а в 1929 году – секретарем этого райкома.
В дальнейшем Берия переводит земляка в свое ведомство и в 1929–1931 гг. Каранадзе проходит службу в центральном аппарате Государственного политического управления Грузинской ССР.
После того, как в 1931 году Берия с поста начальника ГПУ Грузии назначается первым секретарем республиканской компартии, он вновь переводит Каранадзе на партийную работу. В 1931–1935 годах он первый секретарь сначала Гурджавского, затем Караизского райкомов. В 1935–1937 гг. – первый секретарь одного из райкомов города Тбилиси. В 1937–1938 гг. – первый секретарь Сенакского райкома.
Таким образом, даже как партаппаратчик он звезд с неба не хватал, утвердившись как партийный руководитель районного масштаба.
Очередной взлет Каранадзе не всегда был связан с резким повышением его земляка и шефа Берии, который 22 августа 1938 года был назначен первым заместителем народного комиссара внутренних дел СССР с четкой перспективой в ближайшем будущем стать наркомом внутренних дел. Что и произошло в ноябре 1938 года.
А перед этим Берия не сидел сложа руки, а занимался перетаскиванием из Грузии в центральный аппарат и местные органы НКВД СССР своих земляков. Таким образом, в октябре 1938 года Каранадзе прибыл в Симферополь в качестве народного комиссара внутренний дел Крымской АССР.

На этом своем новом посту Каранадзе себя ничем особенным не проявил, хотя в последние три года, предшествовавших началу Великой Отечественной войны Крым, несмотря на свое тогдашнее малолюдство (около 900 тысяч населения) и внешнюю курортную провинциальность не был обделен вниманием иностранных разведок и особенно из ряда сопредельных государств.
Наиболее активно действовали в то время румыны. Презираемая своими коллегами по всей Европе румынская разведка, тем не менее в 20–30-е годы сумела насадить в Крыму, и особенно в Севастополе, немало своих агентов. Так же кое-какую агентуру в нашем городе удалось приобрести и весьма далеким от него итальянцам. Одним из их агентов оказался смотритель итальянского воинского кладбища на горе Гасфорта.
Также протягивала свои щупальца в Крым и Севастополь турецкая разведка, несмотря на свою дохлость в то время.
При всем этом ни о каких разгромах иностранных агентурных сетей в Крыму и Севастополе в 1938–1941 годах со стороны руководимого Каранадзе ведомства ничего даже сейчас, спустя почти 70 лет, не слышно.

Единственным новшеством в то время стало его назначение в феврале 1941 г. наркомом госбезопасности Крымской АССР в связи с выделением из прежнего НКВД СССР главного управления государственной безопасности и созданием на его базе Наркомата государственной безопасности СССР.
Через месяц после начала Великой Отечественной войны, в конце июля 1941 г. НКГБ вновь объединяется с НКВД, и Каранадзе снова становится наркомом внутренних дел Крымской АССР.
Несмотря на начавшуюся войну и то, что вскоре после её начала Крым стал прифронтовой зоной, в деятельности руководимого Каранадзе ведомства продолжала господствовать все та же рутина и тупой бюрократизм, которые в условиях военного времени очень быстро стали приводить к многочисленным громким провалам.
Не была вскрыта активная подготовка политической и интеллектуальной элиты крымских татар, выращенной на свою голову советской властью в 1921–1941 годах, к переходу на сторону наступающих немецких войск.
В результате спустя пару недель после вступления немцев в Крым, вся оккупированная ими территория полуострова покрылась сетью «мусульманских комитетов» во главе с Крымским мусульманским комитетом».
Вся эта структура немедленно приступила к созданию крымско-татарских вооруженных формирований для содействия захватившей почти весь Крым 11-й немецкой армии и, прежде всего, подавления партизанского движения в горнолесных районах Крыма.
Что касалось возложенной на Крымский НКВД задачи подготовки партизанских отрядов и подпольных организаций, то к ней Каранадзе отнесся столь же формально-бюрократически и безответственно. Все эти структуры в большинстве случаев создавались из числа неподготовленных, случайных, а часто и тайно враждебных советской власти людей.
В результате буквально в первые же дни немецкой оккупации подавляющее большинство подпольных организаций либо самоликвидировались, либо были уничтожены тайной полевой полицией (ГФП) и военной контрразведкой (отделы «1С») 11-й немецкой армии. А в партизанских отрядах случайный подбор людей и особенно командного состава привел к массовому дезертирству и переходу на сторону противника, особенно после начала затруднений с продовольственным снабжением и ещё больше, когда эти затруднения переросли в голод.
Этот конкретный провал в служебной деятельности Каранадзе и его первого заместителя Н. Д. Смирнова, непосредственно занимавшегося этой задачей, был тогда же отмечен практически всеми руководителями партизанского движения и многих партизанских отрядов Крыма. Документы с этими обвинениями были опубликованы в архивном сборнике «Партизанское движение в Крыму в годы Великой Отечественной войны» – Симферополь: «Сонат», 2006.

Впрочем, в провале созданных по линии НКВД Крымской АССР подпольных организаций, не стоит обвинять только одного Каранадзе и Смирнова. В этом вопросе они действовали отнюдь не своим, пусть и скудным умом, а выполняли инструкции и указания НКВД СССР во главе с Л. Берия, которого сейчас некоторые пытаются представить в виде блестящего интеллектуала и талантливого организатора.
Исполняя указания сверху, органы НКВД на местах вместо того, чтобы формировать свои будущие подпольные структуры из офицеров госбезопасности и милиции, ранее не проживавших в том или ином городе или райцентре, и потому там никому неизвестных, готовили подпольные организации из своей довоенной агентуры, проживавшей в данном населенном пункте. Поэтому почему-то никому не пришла в голову простая мысль, что осведомительная агентура мирного времени неизбежно состоит из людей в большинстве своем политически враждебных к советской власти и работающих на госбезопасность либо из страха, либо за деньги. И поэтому формировать из них подполье для работы в условиях вражеской оккупации было бы полным безумием.
В результате подпольные организации, сформированные областными управлениями НКВД в первые полгода войны, как правило, исчезали на вторые-третьи сутки после прихода немецких войск. Половина их членов, которые поглупее, добровольно являлись сдаваться в немецкие военные комендатуры. Их дальнейшая судьба была печальной. Большинство из них немцы на всякий случай расстреливали, немногих оставшихся в живых отправляли в концлагеря, что, по сути, являлось той же смертной казнью, только отсроченной.
Те же, кто поумнеете, сдаваться к немцам не приходил, а, прихватив оставленные им для подпольной работы деньги, драгоценности, запасы продовольствия и промтоваров перебирались в другие населенные пункты и, легализовавшись, занимались мелким предпринимательством.

Но вернемся к дальнейшей эпопее Каранадзе и возглавляемого им ведомства.
После прорыва немецких войск в Крым 29–31 октября 1941 происходит эвакуация в Севастополь центрального аппарата Крымского НКВД, а также ряда его территориальных подразделений из Ак-Мечети (Черноморского), Евпатории, Бахчисарая, Албата (райцентр Албат, ныне поселок Куйбышево Бахчисарайского района), Ялты и Алушты.
Таким образом, к середине ноября 1941 года в Севастополе сосредоточилось около трехсот офицеров госбезопасности и сотрудников милиции. И это примерно на 70 тысяч жителей, оставшихся в городе к началу обороны.
Однако такая концентрация «бойцов невидимого фронта» ничуть не мешала разведке 11-й немецкой армии (отдел «1С» (1 «Ц») и приданных этой армии абвергруппам 201-й и 301-й вести активную и успешную разведку в городе и на территории Севастопольского оборонительного района.
Размах и успешность немецкой разведывательной деятельности в Севастополе вызвали спустя несколько десятков лет после этого появления книги немецкого автора Фреда Немиса на эту тему. Эта книга «Шпион в Севастополе: драматическая акция агента КГ-15», изданная в Раштат-Бадене, имеется в фондах иностранной литературы Севастопольской Морской библиотеки.
Впрочем, упрекать одних только сотрудников Крымского НКВД в разгуле немецкого шпионажа в Севастополе было бы несправедливо. Кроме них в городе и его окрестностях действовало несколько сот сотрудников контрразведки (особых отделов) Приморской армии и Черноморского флота.
В ходе обороны Севастополя 1941–1942 годов, несмотря на значительность занимаемой им должности, Каранадзе не оставил никаких внешне заметных следов своего участия в ней. Его фамилия ни разу не была упомянута ни в воспоминаниях других руководителей обороны города, ни в исторической литературе, посвященной данному событию
Лично я впервые узнал о нем, только поступив на работу в Музей героической обороны и освобождения Севастополя в качестве научного сотрудника. В ноября 1996 года отмечалось 55-летие Второй обороны Севастополя, и в музее была устроена временная выставка, посвященная этому событию. На ней я увидел служебное удостоверение наркома внутренних дел Крымской АССР, выписанное на имя Каранадзе, и с его фотографией. Ниже типографский текст «Нарком внутренних дел СССР», но личная подпись Берии, которая находилась рядом, была аккуратно чем-то выскоблена.

Да, когда лучшего кореша и покровителя Каранадзе Лаврентия Павловича Берию объявили врагом народа, его дружок не нашел ничего лучшего, чем по совковой традиции откреститься от своего опального шефа даже в такой мелочи, как его личная подпись на вышедшем к тому времени и употребления служебном удостоверении.
Я не люблю придуманного советскими диссидентами в 70-е годы прошлого века слова «совок», но, к сожалению, только его можно использовать для краткого и емкого определения деловых и личных качеств очень многих представителей советской партийно-государственной элиты, выходцы из которой находятся у власти и в настоящее время.
Но вернемся к вопросу о вкладе Каранадзе в оборону Севастополя. Если этот вклад и был, то он оказался весьма своеобразным, если не сказать более.
Как я уже отмечал, скопившиеся в Севастополе в ноябре 1941– июне 1942 года несколько сот офицеров госбезопасности и милиции из территориальных подразделений и центрального аппарата Крымской АССР во главе с Каранадзе, особенными профессиональными успехами не блистали.
И все их участие во второй обороне Севастополя могло бы навсегда остаться неинтересным для историков, если бы не два крупных и вопиющих провала, которые, правда, так и остались неизвестным и казенной советской исторической науке, но всплыли на поверхность в конце 90-х годов ХХ века.
Первое – это то, что после падения Севастополя на Кавказ с мыса Херсонес из примерно трехсот-четырехсот сотрудников Крымского НКВД были вывезены Каранадзе, его первый заместитель Смирнов и еще пара-тройка заместителей и помощников крымского наркома внутренних дел. Остальные, оставшиеся на мысе Херсонес, либо застрелились, либо погибли в боях, либо были расстреляны, попав в плен. Такой случай массовой гибели сотрудников территориального подразделения внутренних дел областного уровня стал беспрецедентным событием в истории Великой Отечественной войны.

Второй, еще более вопиющий провал, заключался в том, что днем 1 июля 1942 года, в захваченный немецкими армейскими частями Севастополь вошла команда и 647 тайной полевой полиции (ГФП) 11-й армии. Первым делом сотрудники этого «полевого гестапо», как его называли сами немцы, направились к зданию горотдела НКВД Крымской АССР. И там к своему немалому радостному изумлению обнаружили, что практически вся его документация сохранилась. Начиная от бумаг отделения госбезопасности милиции и заканчивая отделением ЗАГС. Об этом подробно рассказывается в комплексе донесений команды ГФП-647,который находится в сборнике немецких архивных документов, посвященных боям за Севастополь 1941-42 годов и последующей немецкой оккупации города. Его собрал и опубликовал в 1998 году в Германии историк Ганс-Рудольф Нойман. Это трехтомник «Севастополь, Крым: документы, источники, материалы» – Регенсбург, 1998, хранится в фондах Севастопольской морской библиотеки.

Согласно имеющимся в этом сборнике отчетам, немецкая тайная полевая полиция благодаря найденным в горотделе НКВД документам, раскрыла и уничтожила сеть подпольных организаций, созданных горкомом партии и горотделом НКВД, а после обработки документов паспортного стола и ЗАГС, были раскрыты разведсети, составленные разветотделами Приморской армии и Черноморского флота.
Однако все эти, по выражению царских бюрократов, «караемые упущения по службе», ничуть не прервали дальнейшую служебную карьеру Каранадзе. Берия в очередной раз вытащил земляка из крайне серьезных неприятностей.
И после всего происшедшего он продолжал плавно перемещаться по ступеням служебной лестницы. С 1 декабря 1942-го по май 1943 года – наркома внутренних дел Дагестанской АССР. Затем с мая 1943-го по апрель 1952 г. – нарком, а потом министр госбезопасности Грузинской ССР.

Но вскоре у него начинаются новые серьезные жизненные неприятности. 8 апреля 1952 года он был арестован по так называемому «менгрельскому дел», которое было организовано Сталиным с целью снятия Берии с занимаемых им государственных и партийных постов.
В заключении Каранадзе провел год. Вскоре после смерти Сталина он был освобожден по распоряжению Берии и назначен заместителем министра внутренних дел Грузинской ССР.
Однако падение и смерть Берии, последовавшие вскоре после этого, навсегда прервало его дальнейшую чекистскую карьеру. 12 октября 1953 года он был снят с должности и уволен со службы с формулировкой «по факту дискредитации».
После четырехлетнего периода он возвращается на службу, став заместителем председателя республиканского государственного комитета лесного хозяйства, и на этом посту проработал до своей смерти в 1970 году.
Спустя несколько лет его родственники передали ряд его личных вещей, документов и фотографий в Музей героической обороны и освобождения Севастополя, благодаря чему спустя более трех десятилетий появилась эта статья.