А.Смирнов (Москва)

Военный эксперт середины XIX столетия

В статье анализируется цикл статей Ф.Энгельса, посвященных обороне Севастополя в Крымскую войну в 1854-1855 гг. Дается оценка степени адекватности представлений Энгельса о ходе событий и русской армии николаевской эпохи. Показаны особенности системы мобилизационного развертывания русской армии в 1833-1855 гг.
Ключевые слова: Энгельс, Крымская война, оборона Севастополя, русские войска, войска союзников, артиллерия, береговые батареи, комплектование войск, мобилизационное развертывание.
Статьи Фридриха Энгельса, опубликованные осенью 1854 г., во время Крымской войны, в «Нью-Йорк Дейли Трибьюн» и посвященные разбору первых месяцев боевых действий в Крыму, сразу же создают ощущение XIX столетия, точнее, того «длинного» XIX века, который культурологически и психологически закончился лишь в 1914 г. Дело не в реалиях и событиях, а в практическом отсутствии в тогдашнем мире такого понятия, как «секретность». Сведения о численности, составе и дислокации вооруженных сил страны публиковались в этой стране открыто, генералы после сражений давали корреспондентам откровенные интервью, газетам дозволялось печатать о своих войсках многое из того, о чем ^противнику знать не следовало…
Именно поэтому Энгельс может дать читателям «Нью-Йорк Дейли Трибьюн» не только достоверную (как мы видим сейчас) информацию о текущих военных событиях в Крыму, но и почти исчерпывающие сведения о составе и дислокации русской армии. Он знаком даже со схемой мобилизационного развертывания ее в военное время. Кстати, эта схема — лишнее предостережение от все еще сохраняющейся у многих привычки рассматривать николаевскую эпоху в черно-белых тонах — и, в частности, изображать николаевскую военную систему как нечто совершенно отсталое, архаичное.
Идея содержать в мирное время армию относительно небольшой численности, а в военное увеличивать эту численность путем призыва в армию уже подготовленных бойцов из запаса — эта идея, легшая в основу введенной в России в 1874 г. всеобщей воинской повинности, была понятна и Николаю I, и главным военным деятелям его царствования. И если они не перешли к комплектованию армии по всеобщей воинской повинности (а к 1854 г. так комплектовались лишь армии Пруссии и, частично, Франции), то первый шаг в этом направлении сделали. С 1833 г. часть солдат в России увольнялась из рядов по истечении уже 15 (а не 22-25, как полагалось по закону) лет. Но не в отставку (в армии ее продолжали давать лишь по прошествии 25, а в гвардии — 22 лет с момента призыва), а в бессрочный отпуск (по существу, в запас). Бессрочноотпускные жили и кормились подобно обычным обывателям, но числились в резервных и запасных батальонах своих полков (один запасный на 3-батальонный гвардейский полк, один резервный на 3-батальонный гренадерский и по одному резервному и одному запасному на 4-батальонный пехотный или егерский полк) и время от времени призывались на сборы. В случае нужды резервные и запасные батальоны наполнялись вновь призванными под знамена бессрочноотпускными — и численность русской пехоты вырастала раза в полтора. Это, конечно, не в четыре с лишним — как в августе 1914-го, когда уже 40 лет как существовала всеобщая воинская повинность, — но все же и в николаевской России целенаправленно накапливали запас обученных военному делу людей, которые в мирное время не обременяли армейский бюджет. Запас, которого не было в 1811-1812 гг., когда, увеличивая в преддверии решительной схватки с Наполеоном численность армии, в России вынуждены были делать это за счет новобранцев. Слишком высокий процент новобранцев в русской армии и сказался на ходе и исходе многих сражений первого периода Отечественной войны 1812 года, — и в том числе Бородинского. Оттеснить русских за Семеновский овраг противник там смог не только благодаря концентрации сил на направлении главного удара, но и потому, что в его войсках была выше доля закаленных, прошедших огонь, воду и медные трубы ветеранов (1). Эти люди могли дольше выдерживать напряжение тяжелейшего боя, чем рекруты — предел сопротивляемости которых наступал раньше… В Крымскую же войну новобранцами комплектовали лишь часть вновь формируемых батальонов русской пехоты — доводя количество действующих, резервных и запасных батальонов в каждом гвардейском и гренадерском полку с 4 до 6, а в каждом пехотном и егерском — с 6 до 8.
После того, как гвардейский полк оказывался 6-, а пехотный или егерский — 8-батальонным, его делили на два, присваивая вновь образуемому полку название старого с прибавлением слова «резервный». Четыре резервных полка образовывали резервную дивизию того же номера, что и та, от полков которой они «отпочковались». Эти резервные дивизии и заступали там, где война еще не вспыхнула — в Прибалтике, в Польше, на Волыни, — места кадровых, которые одна за другой уходили в Крым, в «бездонную бочку» севастопольской мясорубки. Это успешное мобилизационное развертывание русской армии в Крымскую войну заставляет сейчас историков оценивать военную систему николаевской России значительно выше, чем до 1990-х гг. (2).
В описании военных действий Энгельс ошибается лишь несколько раз. Так, к моменту высадки союзников в Крыму (1 (13) сентября 1854 г.) там не было частей 12-й пехотной дивизии (она подошла лишь в октябре), а были (наряду с правильно названными 16-й и 17-й) одна бригада 14-й и несколько резервных батальонов 13-й пехотной дивизии. О том, что к моменту первой бомбардировки Севастополя, к 5 (17) октября 1854 г., 126 английским и французским орудиям могли противостоять не 200-250, а лишь 118 из имевшихся на укреплениях Южной стороны (3), союзники (из чьих сообщений черпал информацию Энгельс) знать, конечно, не могли. Следуя за этими же источниками, автор выдает желаемое за действительное, сообщая, что уже с октября 1854 г. орудия на укреплениях Севастополя обслуживались пехотинцами. Такая картина стала явью лишь примерно с мая 1855-го; при этом прежняя, профессиональная орудийная прислуга была выбита не столько ружейным (как утверждает Энгельс), сколько артиллерийским огнем союзников (и состояла она почти исключительно из матросов; сухопутные артиллеристы обслуживали лишь береговые батареи да немногочисленные полевые орудия, включенные в систему обороны Севастополя). Плохая же, по Энгельсу, стрельба из орудий, демонстрировавшаяся русскими в первый месяц осады, была обусловлена не низкой квалификацией прислуги, а тем, что управлявшие огнем морские офицеры еще не применились к особенностям пальбы по сухопутным целям и, по морскому обыкновению, вели огонь залпами и с предельно возможной быстротой. На море, где при тогдашних дистанциях боя цель была прекрасно видна, это повышало шансы вывести из строя вражеское судно, но на суше, где цели были более рассредоточены и хуже видны, оборачивалось напрасной тратой снарядов. Здесь требовалась более тщательная наводка каждого орудия. Вскоре это было понято, и эффективность русского огня возросла.
Весьма существенна ошибка при подсчете соотношения сил в тот день на приморском фронте Севастополя. Английские, французские и турецкие суда, выделенные для бомбардировки береговых укреплений Севастополя, превосходили эти укрепления по числу орудий не вдвое, а в 8 раз (1244 орудия одного борта против 152 на русских береговых батареях (4).
Почти безупречен и анализ военных событий. Энгельс резонно указывает на то, что союзники упустили шанс овладеть укреплениями Южной стороны Севастополя — к которой они подошли, двигаясь от реки Альма, — с ходу, штыковой атакой (подготовленной, положим, огнем полевой артиллерии). Ведь тогда эти укрепления (совершенно точно описанные Энгельсом) были гораздо слабее, чем к моменту начала первой бомбардировки Севастополя, и не вооружены еще в достаточной степени крупнокалиберными морскими орудиями — орудиями, которые несколько месяцев не давали потом артиллерии союзников должным образом подготовить штурм Севастополя. Но генерал лорд Ф. Раглан и маршал Франции Ж. де Сент-Арно дали вице-адмиралу В.А. Корнилову (взявшему на себя фактическое руководство обороной Севастополя) и полковнику Э.И. Тотлебену (руководившему инженерными работами) три недели. За эти три недели благодаря энергии Корнилова и нестандартному мышлению Тотлебена — сделавшему ставку не на мощь укреплений как таковых, а на мощь их артиллерийского вооружения,
— мощь обороны возросла настолько, что для взятия полевых укреплений Севастополя теперь требовалась бомбардировка их — словно долговременных крепостных верков (5) — из осадных орудий.
Автор совершенно правильно связывает неудачу первой бомбардировки Севастополя — не сумевшей разрушить русские укрепления в мере, достаточной для того, чтобы обеспечить успешную атаку их пехотой — с распылением союзниками усилий. И подсказывает правильное решение: вместо того, чтобы обстреливать всю 8-километровую линию обороны, сосредоточить огонь на одном — двух небольших по протяженности участках, на двух — трех ключевых пунктах. Командование союзников реализовало эту идею только через полгода, в мае 1855-го, уже после провала (в апреле) и второй бомбардировки Севастополя. В третью бомбардировку, 25-2б мая (б-7 июня) 1855 г. огонь был сосредоточен на восточной половине оборонительной линии — на Корабельной стороне, и прежде всего на Волынском и Селенгинском редутах и Камчатском люнете. В результате эти три передовых укрепления — не дававшие врагу приблизиться к ключевому пункту оборонительной линии — Малахову кургану -были совершенно разрушены, что обеспечило захват и последующее удержание их французской пехотой. По той же схеме провели и последующие бомбардировки — сосредоточивая огонь на Малаховом кургане и соседнем с ним 2-м бастионе. Четвертая — длившаяся менее суток, 5 (17) июня 1855 г. — еще не сумела причинить этим укреплениям фатальные разрушения, и русские, восстановив их за ночь, сумели отбить б (18) июня первый штурм Севастополя. Но пятая и шестая — 5-8 (17-20) августа и 24-27 августа (5-8 сентября) — фактически покончили и со 2-м, и с венчавшим Малахов курган Корниловским бастионом. Это обеспечило 27 августа (8 сентября), в ходе второго штурма Севастополя, захват французами Малахова кургана. С потерей же этой командовавшей над городом и рейдом высоты русский командующий князь М.Д. Горчаков не счел возможным продолжать оборону Севастополя…
Недоумение вызовет лишь место, где автор, критикуя Раглана и Сент-Арно за отказ от атаки Севастополя с ходу, явно перегибает палку, объявляя «метод обстрела» полевого укрепления «из орудий» «старомодным». Здесь он входит в противоречие не только со здравым смыслом (чем же еще нейтрализовать преимущество, которое предоставляет обороняющемуся неуязвимое для ружейного огня земляное закрытие?), но и с самим собой. Если артиллерийская подготовка атаки укрепления излишня, то зачем тогда апеллировать к решительности и искусству, которые якобы проявлял в таких случаях Наполеон? Ведь полевые укрепления русских на Бородинском поле (Багратионовы флеши и батарею Раевского) наполеоновские войска атаковывали только после предварительного обстрела их артиллерией!
В целом же в своих статьях о Крымской войне Энгельс предстает перед нами не творцом «исторического материализма» и не политически ангажированным публицистом, а квалифицированным экспертом-позитивистом.

1 См.: Земцов В.Н. Битва при Москве-реке. Армия Наполеона в Бородинском сражении. М.: Рейтар, 1999. С. 9, 11.
2 См., напр.: Кухарук А. Мнимый больной. Была ли бессильна николаевская армия // Родина. 1995. № 3-4. С. 26; Айрапетов О.Р. Внешняя политика Российской империи (1801-1914). М.: Европа, 2006. С. 218-219.
3 Ченнык С.В. Крымская кампания 1854-1856 гг. Восточной войны 1853-1856 гг. Военно-исторический очерк. Ч. III. Противостояние. Севастополь, 2012. С. 203-204, 206-207; Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т. II. СПб., 1900. С. 51.
4 Денисов А.П., Перечнев Ю.Г. Русская береговая артиллерия. М.: Воениздат, 1956. С. 104.
5 Верк (нем. Werk — сооружение, укрепление, завод) — отдельное укрепление, входящее в состав крепостных сооружений и способное вести самостоятельную оборону.

ЛИТЕРАТУРА
1. Айрапетов О.Р. Внешняя политика Российской империи (1801-1914). М.: Европа, 200б.
2. Денисов А.П., Перечнев Ю.Г. Русская береговая артиллерия. М.: Воениздат, 195б.
3. Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т. II. СПб., 1900.
4. Земцов В.Н. Битва при Москве-реке. Армия Наполеона в Бородинском сражении. М.: Рейтар, 1999.
5. Кухарук А. Мнимый больной. Была ли бессильна николаевская армия // Родина. 1995. № 3-4. С. 22-2б.
6. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 10. М.: Госполитиздат, 1958.
7. Ченнык С.В. Крымская кампания 1854-185б гг. Восточной войны 1853-185б гг. Военно-исторический очерк. Ч. III.
Противостояние. Севастополь: Полмет ГМБХ, 2012.
8. Barthorp M. The British Army on Campaign: The Crimea 1854-56. Oxford: Osprey Publishing, 1987, vol. 2.
9. Kitchen M. «Friedrich Engels’ Theory of War.» Military Affairs 49.1 (1977): 119-124.
10. Khristoforov I.A. «The Russian Empire and the Crimean War: Conceptualizing Experience and Exploring New Approaches.»
Russian Studies in History 51.1 (2012): 3-б.
11. Lambert A.D. The Crimean War: British Grand Strategy Against Russia, 1853-56. 2nd ed. Farnham, Surrey, UK/Burlington, Vt:
Ashgate Publishing, Ltd., 2011.
12. Plokhy S. «The City of Glory: Sevastopol in Russian Historical Mythology.» Journal of Contemporary History 35.3 (2000): 3б9-383.
13. Ponting C. The Crimean War — The Story Behind the Myth. London: Pimlico, 2004.
14. Royle T. Crimea: The Great Crimean War, 1854-1856. Cambridge: Cambridge University Press, 2000.
Цитирование по ГОСТ Р 7.0.11—2011:

Смирнов, А. А. Военный эксперт середины XIX столетия / А.А. Смирнов // Пространство и Время. — 2014. — № 3(17). — С. 172—174.

Научная библиотека КиберЛенинка: